на сбежала раньше, чем кто-либо обратил на неё особое внимание. Однако, прежде чем успела нырнуть в ничто, блоха — последняя из тех, что ползали по ней в предыдущем месте и которая пережила путешествие во времени и пространстве, притаившись в складках курточки, — длинным прыжком соскочила на портовую сваю.
В тот же вечер блоха поселилась в вылинявшей шерсти крысы, старого самца, ветерана множества крысиных битв, о чём свидетельствовало откушенное у самого черепа ухо. В тот же вечер блоха и крыса прошли на корабль. А уже на следующее утро отправились в рейс.
На холке, старом, запущенном и донельзя грязном. Холк назывался «Катриона». Этому названию суждено было войти в историю. Но тогда об этом никто ещё не знал.
Русти и Иоля скончались через год после битвы, в Мариборе, во время жуткой вспышки кровавой лихорадки, заразы, которую называли также Красной Смертью, или — по названию корабля, на которой её завезли, — «Бичом Катрионы». Тогда из Марибора бежали все медики и большинство жрецов. Русти и Иоля, конечно, остались. Они лечили, ибо были лекарями. То, что от Красной Смерти не было лекарств, значения для них не имело. Оба заразились. Он умер у неё на руках, в крепких надежных объятиях её деревенских, больших, некрасивых, прекрасных рук. Она умерла четыре дня спустя. В одиночестве.
Ему политика нужна была как прошлогодний снег. Он рыбачил, сражался с монстрами за еду, продал мечи и даже разок спиздил хавчик у кметов. Ему бы день прожить да ночь пережить. Какие нахуй дети друзей - они царевны и царевичи, если что - пусть сами ебутся в своих золотых чертогах.
В тот же вечер блоха поселилась в вылинявшей шерсти крысы, старого самца, ветерана множества крысиных битв, о чём свидетельствовало откушенное у самого черепа ухо. В тот же вечер блоха и крыса прошли на корабль. А уже на следующее утро отправились в рейс.
На холке, старом, запущенном и донельзя грязном. Холк назывался «Катриона». Этому названию суждено было войти в историю. Но тогда об этом никто ещё не знал.
Русти и Иоля скончались через год после битвы, в Мариборе, во время жуткой вспышки кровавой лихорадки, заразы, которую называли также Красной Смертью, или — по названию корабля, на которой её завезли, — «Бичом Катрионы». Тогда из Марибора бежали все медики и большинство жрецов. Русти и Иоля, конечно, остались. Они лечили, ибо были лекарями. То, что от Красной Смерти не было лекарств, значения для них не имело. Оба заразились. Он умер у неё на руках, в крепких надежных объятиях её деревенских, больших, некрасивых, прекрасных рук. Она умерла четыре дня спустя. В одиночестве.